Глава тридцать четвертая

Взвопливая, как истеричная тетка, «скорая помощь» неслась по убогим улочкам райцентра. Идея Сая была, конечно, великолепна. Поймать депутата, пусть и инопланетянина – это дело не хитрое. Вопрос, что мы с ним будем делать? Ну, у Виктора, допустим не было никаких сомнений, что с ним делать. Он даже сам вызывался. Говорил, что он их за нашу родину! Тоже мне, Мальчиш – Кибальчиш. В итоге было решено привлечь медиков. Виктор сразу сказал, что там у него знакомых нет. Но таковые оказались у Сая, доктор Бабаев, как сказал он. При этом сразу отверг провокационный вопрос Сали от том, не лечился ли у него Сай. Визит в клинику Сабурова и необходимость разговора с врачом вызывали у меня естественную тревогу. Впервые мне приддется говорить на такие темы с человеком незнакомым и совершенно независимым. Это не мента Федю, кстати, человека простодушного и доброго, пугать. Врач Бабаев, сразу встрепенулся, как только мы с Женей вошли в его кабинет.

– Вы случайно не посещали курсы психонавтов? – неожиданно спросил он.

– Это те курсы, которые Аякс проводил? – продемонстрировал я осведомленность.

– Я так и понял! – обрадовался Бабаев. – Школу видно сразу!

– Так, давайте сразу отбросим политесы, всякую ерунду и психонавтов с психами, – мне меньше всего хотелось сейчас обсуждать именно это. – Вы готовы принять от меня невербальные образы. Грубо говоря – телепатии не боитесь?

– Ну, давайте, телепайте! – со странными нотками проговорил Бабаев. Вроде и ирония, но добрая.

Приятно иметь дело с профессионалом. Контакт был установлен моментально. Мои образы понеслись в мозг Бабаева легко и свободно. На лице врача отразилось вначале изумление, потом легкое восхищение.

– Да, такой силы я не видел никогда! – тихо проговорил он после того, как я перестал бомбардировать его образами. – Вы знаете, даже полностью акцентуированные личности так не могут.

– Ну, спасибо за комплимент! Насколько я разбираюсь в теме, полностью акцентуированным можно назвать только, эээ… шизофреника, или я не прав?

– Вы-таки будете смеяться, но это комплимент. Люди с нарушенной психикой сильны в невербальном общении. Оно у них доминирует.

– Это как? – я не совсем понял мысль Бабаева. – Шизики нормальны при невербальном общении? Что-то я не замечал. По своему скудному опыту. Наоборот – рядом с ними тревожно.

– Я примерно это и имел в виду. Там все непросто, – чувствовалось, что Бабаев старается избегать профессиональных терминов. – Полное разрушение координации… Ну, в общем, когда нормальные связи в мозгу нарушены, то начинают работать другие, ранее подавляемые вербальной, рациональной, позитивной и другой деятельностью.

– Позитивной? Это о чем? – не понял я.

– Ну, это мое личное наблюдение. Любые отклонения от нормальной психической деятельности – негативны. Где вы видели психически больного, который любит всех окружающих, считает, что люди братья навек и что все вокруг к нему добры? Не бывает такого!

– И ещё, – Бабаев изменил слегка тему, – ваши образы очень четкие, ваша сила поражает. Одно лишь здесь не очень…

– Что вас беспокоит в том, что я вам показал? – не понял я его сомнений.

– Ведь при таком методе обмена практически невозможно понять, какие образы отражают реальность, а какие – плод вашего воображения. Вся сложность в том, что ассоциативные связи мозга могут породить несуществующее. Это как произведение искусства. Мона Лиза – это всего лишь воображение гения.

– Ну, у моего воображения масса свидетелей. Включая мой распоротый живот и свежесросшуюся черепушку, – меня обидело такое недоверие.

– Да ладно-ладно, – согласился Бабаев. – Длительная клиническая практика делает нас всех слегка акцентуированными. Я уже в каждом человеке, которого знаю уйму лет, вижу пациента. Необходимость регулярного диагностирования, ежедневная ургентная помощь, клинико-патологические особенности… это все реалии моей работы и…

– Слушай, Бабаев, ты знаешь, что меня всегда раздражало в твоих коллегах? – остановил я его. – Вот вы, врачи, хоть и лечите людей, но так любите говорить на своем сленге, что иногда создается впечатление, что у вас ничего, кроме непонятных слов, в запасе нет. Ну зачем вместо «срочный» – говорить «ургентный»? Меня таким не проймешь.

– О, извини, увлекся, – смутился Бабаев. – Но ты должен понять, что без ритуалов и почти мистического ореола, наша профессия – это ничто. Ладно, ты – другое дело. Но ведь подавляющее число пациентов ищут у нас именно это.

– Но мы-то сейчас не лечиться собираемся! Хорошо, раз ты все понял, скажи – ты можешь притащить всю свою крутую аппаратуру к нам? Всякие там энцефалографы, томографы, и прочие смотрители внутреннего мира? Чтобы возможного клиента проверить.

– А что у него такого? – встрепенулся Бабаев, – а, ну да. Ты подозреваешь, что у них отсутствуют тактильные ощущения? Что-то в этом мне непонятно. Отсутствие тактильных ощущений делает человека вообще нежильцом! Он не будет чувствовать боли и инстинкта самосохранения у него не будет. Он вообще не сможет развиться дальше эмбрионального состояния. Ведь тактильные ощущения – это почти доминирующие в мировосприятии человека! Нет их – нет ничего!

– Это я знаю. Читал научно-популярные книжки, – ну что он, нарочно издевается? Ведь все понял. – Ты не трепись. Аппаратуру притащишь?

– Ну, энцефалограф, с вашей помощью, ещё куда ни шло. А вот томограф… Ты хоть понимаешь, что такое ядерный магнитный резонанс?

– Ты спрашиваешь у меня, понимаю ли я, что такое ядерный магнитный резонанс? – я даже совершенно искренне возмутился. И видать посыл возмущения был силен.

– Пардон, – пробормотал Бабаев, – я больше не буду иронизировать. Нельзя перетащить. Но на сканирование я могу привезти хоть черта.

– Черта каждый дурак сможет. А тут…

– Ну, мерзость, вроде депутата, я даже с большим удовольствием.

Только пообещай, что потом вивисекцию ты мне разрешишь делать! – развеселился доктор.

– Как только диагноз поставишь – хоть ауто да фе!

– Нет, это слишком простой финал для политика, – загадочно сказал Бабаев.

«Скорая» несла нас все дальше и дальше от горадминистрации. От охраны, так и не успевшей среагировать на аргументы Виктора и Митяя, на бесплодную попытку депутата подать сигнал тревоги. Никаких сомнений не было. Мы взяли именно того. Тем более, что я-то его уже знал давно. Господин Саймон собственной персоной. Или у них не господа?

Глава тридцать пятая

Чей-то голос разгонял остатки сна. Он назойливо разрушал последние видения ночи и возвращал меня в действительность.

– Чего-то начальник у вас хлипкий. Взял и хлопнулся. – Я понял, это Федя-милиционер болтает. – Вот у нас был один в участке. Он бомжами ведал. Сидит, сидит, потом захрипит, и хлоп – лежит на полу, дергается, слюни пускает. Врачи потом сказали – эпилепсия. А у этого не эпилепсия?

– Нет, он просто перенервничал, видать тот депутат не простой оказался. Точно чужой. – О, это, конечно, давешний ловец Феди – Митяй. Они, судя по всему, нашли общий язык. Ну, хоть не будет ненужных свар.

Вместе с тем, как рассеивались видения ночи, все яснее проступали события вечера. Крепко меня тряхнуло лазание по мозгам Саймона. Не простые это алиёны. Ещё одно такое путешествие и я сам превращусь в невнятно бормочущую рухлядь.

– Вы чего там шушукаетесь, как две крысы, – не открывая глаз прорычал я.

Федя просто подпрыгнул от неожиданности. Ну, по крайней мере, громко изменил свое положение в пространстве.

– О! Майер, все в порядке? – это Митяй начал меня трясти за плечо.

– Все в порядке, ты сейчас мне вывихнешь руку.

– А что вчера с тобой случилось, когда ты с этим козлом говорить пытался, ты взял, хлоп, и свалился. Мы уже испугались было.

– Так, ребята, – раздался строгий голос Бабаева, – оставьте нас. Тут разговор.